Профессор
Владимир
ХАВИНСОН
считается серьезным человеком в самой спекулятивной области - борьбе со
старением. Он почти не рекламирует достижения Санкт-Петербургского института
биорегуляции и геронтологии, которым руководит, хотя в его арсенале шесть
зарегистрированных препаратов.
Но его хорошо
знают директора практически всех крупных зарубежных центров, изучающих процессы
старения. Более 30 лет Хавинсон изучает влияние пептидов (продуктов обмена
белков, обладающих биологической активностью) на организм человека и уверен, что
с их помощью можно продлить жизнь на 30%. Эти исследования легли в основу новой
программы РАН.
– Владимир
Хацкелевич, геронтология считается одним из самых перспективных направлений
современной медицины. Весной 2005 года американский Фонд Мафусаила объявил
конкурс на «бессмертную мышь». Ученый, чья экспериментальная мышь проживет
дольше всего, получит 1 миллион долларов. Возможно ли победить смерть?
–
Смерть – естественный процесс, детерминированный нашими генами. Видовая
продолжительность человеческой жизни – 110–120 лет. Ученым известно только об
одной долгожительнице, отметившей 122-летний юбилей, сведения о 130–150-летних
людях не подтверждены документально.
– А
как же «возраст Мафусаила» – в Библии сказано, что человек может прожить и 300,
и 600, и 900 лет?
– Я специально интересовался у богословов, как же понимать Мафусаиловы 969 лет?
И они мне ответили, что в Библии используется совершенно другая система
летосчисления. На самом деле Мафусаилов возраст составляет всего 90 лет.
Впрочем, и 120 лет, отпущенных нам природой, не так уж и мало, особенно если
учесть, что даже в развитых странах средняя продолжительность жизни 70–75 лет. У
нас в запасе 35–40 лет жизни, которые мы не проживаем по причине плохой
экологии, несбалансированного питания, нарушений светового режима и других
факторов, провоцирующих ускоренное старение. Наша задача, как ученых, –
постараться «вернуть» потерянные годы.
– С
другой стороны, имеет ли смысл продлевать человеку жизнь на несколько десятков
лет, если он проведет их, страдая от всевозможных заболеваний, свойственных
старости?
– Значит, надо делать упор на здоровое долголетие. Путем профилактики возрастных
патологий сохранять интеллектуальный потенциал человека. Представляете, сколько
еще открытий сделал бы Альберт Эйнштейн, проживи он не 75 лет, а хотя бы 90. Я
уверен, что за 15 лет он бы разработал судьбоносные теории, облегчившие жизнь
последующим поколениям ученых. Сохранение профессионального долголетия актуально
не только для людей выдающихся. Как ни крути, а пенсионный возраст будет
увеличиваться и у нас, и на Западе. В ХХI веке 70 лет будут считаться средним
возрастом, а старость как таковая отодвинется за 90-летний рубеж.
–
Свежо предание, но верится, честно говоря, с трудом. По данным Минздрава,
значительная часть россиян не доживает и до шестидесяти.
– Не все так плохо. Например, специальный анализ, проведенный в нашем институте,
показал, что только в Санкт-Петербурге проживают около 350 человек в возрасте
100 и более лет. Да и наибольшая продолжительность жизни в мире была достигнута
именно в нашей стране.
– При
царском режиме?
– Нет, при канувшем в Лету 4-м управлении Минздрава СССР, ведавшем Кремлевской
больницей. Там при поддержке академика Чазова была разработана особая
суперсовременная система оказания медицинской помощи, направленная на
поддержание здоровья, тогда как обычная медицина для рядовых граждан занималась
да и занимается лечением уже существующих болезней.
– Как
это осуществлялось на практике?
– Во-первых, номенклатура проходила ежегодное углубленное диспансерное
обследование, дающее представление о недугах, которые могут возникнуть в
будущем. Следовательно, появлялась реальная возможность предупредить их
появление. Во-вторых, элита страны питалась экологически чистыми продуктами,
которые поставляли специальные совхозы. В-третьих, неукоснительно соблюдался
режим труда и отдыха. Никто не перерабатывал, а отдыхали семьями и в лучших
санаториях. В-четвертых, они принимали самые эффективные заграничные лекарства,
о которых в обычных аптеках и не слышали. Для скорейшей доставки препаратов
порой гоняли туда-сюда самолеты. По сути, это была своя страна с населением
порядка 60 тыс. человек (именно столько обслуживало 4-е управление), средняя
продолжительность жизни в которой составляла 82 года. Больше, чем в Японии!
–
Именно опыт, наработанный 4-м управлением, и лег в основу вашей «комплексной
программы по профилактике старения»?
– О подобных массовых диспансеризациях и широкомасштабных программах
оздоровления мы можем только мечтать. С другой стороны, медицинская наука не
стоит на месте. В настоящее время существует достаточно наработок, позволяющих
каждому человеку индивидуально позаботиться о своем здоровье. Наш Институт
биорегуляции и геронтологии первым в Европе начал внедрять в широкую практику
«генетические паспорта». С их помощью мы можем определить гены
предрасположенности к диабету, инфаркту, атеросклерозу, онкологическим
заболеваниям, болезни Альцгеймера и другим недугам. Таким образом, мы
прогнозируем риск развития заболеваний и назначаем профилактическое лечение,
сдерживающее тот или иной недуг. Также наши пациенты проходят обязательное
обследование на «маркеры старения» – биохимические показатели, характеризующие
состояние систем организма, полноту выполняемых ими функций. С возрастом эти
биохимические показатели снижаются, и к 70 годам они обычно составляют лишь
половину от первоначальной цифры. После обследования каждому пациенту
назначается специально подобранный для него курс пептидных биорегуляторов,
которые нормализуют обменные процессы, протекающие в нашем организме, и тем
самым замедляют старение.
–
Насколько известно, пептидные биорегуляторы, созданные в вашем институте, не
имеют аналогов в мире. Что они собой представляют?
– Пептиды – это
маленькие белки, содержащие от 2 до 100 аминокислот. В организме они выполняют
функции геропротекторов, регулируя метаболические процессы на клеточном уровне.
Проще говоря,
они заставляют стареющую клетку работать так, как она работает в молодом и
здоровом организме. В результате восстанавливается биологическая и
функциональная активность органов и тканей, нормализуется синтез белка.
Однако самое
полезное свойство пептидов – их универсальность. Белки, состоящие из 100 и более
аминокислот, уже специфичны. Белок человека отличается от белка мыши или коровы,
именно поэтому их введение в человеческий организм чревато аллергическими
реакциями. Пептиды же абсолютно неспецифичны, они одинаковы во всех организмах.
– То есть
пептиды животных можно совершенно спокойно использовать для регуляции обменных
процессов в организме человека?
– Совершенно верно! Для создания своих первых биорегуляторов мы использовали
органы телят, причем прослеживалась интересная закономерность, – пептиды,
выделенные из сердца, поддерживали деятельность сердца, пептиды, выделенные из
мозга, регулировали работу мозга… В настоящее время в нашем институте
разработано и запатентовано 17 видов биорегуляторов, полученных из семнадцати
органов (печени, глаз, яичников, простаты, хрящей, сердца, мозга и т.д.).
Разумеется, конкретному больному мы назначаем не все 17 биорегуляторов, а лишь
те, которые поддерживают органы, начавшие «барахлить». Так что разработанная
нами схема лечения сугубо индивидуальна. Кроме того, нами созданы 6
лекарственных препаратов – для восстановления иммунной системы (один получают из
тимуса – вилочковой железы, второй – его синтетический аналог), для стимуляции
работы всех желез внутренней секреции (выделен из эпифиза), для коррекции
«мужских проблем» (из предстательной железы). Но особенно интересны два
препарата. Первый улучшает память, восстанавливает функции головного мозга после
инсульта и травм, препятствует развитию старческого слабоумия. Второй выделен из
сетчатки глаза и восстанавливает зрение при диабете и других недугах. Но и это
еще не предел! Сейчас мы занимаемся пептидом, выделенным из поджелудочной
железы, с помощью которого можно будет понижать сахар в крови, что открывает
новые горизонты в лечении сахарного диабета. Дальше мы планируем изучить
пептиды, выделенные из других органов. Конца и края этому процессу нет.
– Все
это хорошо, но насколько пептидные биорегуляторы эффективны для предотвращения
старения?
– Изначально пептидные биорегуляторы разрабатывались вовсе не для борьбы со
старением. В 1968 году мы с профессором Вячеславом Морозовым были слушателями
четвертого курса Военно-Медицинской академии им. С.М.Кирова в Ленинграде. В то
время мы увлекались теорией стресса, которая говорила, что любой стресс (военные
травмы, отравления, облучения, всевозможные экстремальные факторы) приводит к
угнетению иммунной системы и некоторых органов эндокринной системы. В норме они
потом восстанавливаются, но не всегда. Вот мы и задумались, как помочь организму
восстановиться. При любом стрессе в первую очередь страдают иммунная и
эндокринная системы. Координируют их работу два участка головного мозга – эпифиз
и гипофиз. Чтобы стимулировать их работу, мы стали делать вытяжки из головного
мозга животных и вводить их людям. Затем нам удалось выделить активное начало и
синтезировать чистые пептиды. Впоследствии мы открыли механизм взаимодействия
коротких пептидов с ДНК – они подходят к гену как ключ к замку, втыкаются,
обустраиваются и дают импульс к синтезу белка… Так начались все эти разработки.
Впоследствии оказалось, что при стрессе страдает не только мозг, но и сердце, и
печень, и другие органы. Вот мы и стали делать препараты из разных органов с
целью восстановления их функций.
– А к
проблеме старения вы когда обратились?
– В 1970 году совместно с профессором Владимиром Анисимовым, тогда молодым
сотрудником, а ныне президентом Российского Геронтологического общества мы
начали первые опыты по продлению жизни. Мы исходили из того, что старение – это
не что иное, как хронический стресс. Только при обычном стрессе все происходит
быстро, при старении же головной мозг и другие органы угнетаются постепенно,
растянуто во времени. При старении снижается синтез белка, наши же пептиды в
большей или меньшей степени его восстанавливают. Поэтому, когда мы начали
эксперименты на животных, нам очень быстро удалось добиться восстановления
функций стареющих органов. Более того, нам удалось продлить их жизнь до верхнего
видового предела. Лабораторные крысы, которым вводились пептиды, выделенные из
эпифиза, в возрасте 2 лет, что соответствует 70–80 человеческим, ничем не
отличались от своих более молодых собратьев, имели блестящую шерсть, сохраняли
сексуальную активность, производили потомство.
–
Крыса все-таки отличается от человека… Проводили ли вы эксперименты на людях?
– Разумеется. На протяжении нескольких лет пептидные биорегуляторы применяли в
Киевском институте геронтологии Академии медицинских наук Украины и в одном из
петербургских домов ветеранов. Результаты оказались потрясающими: показатели
смертности уменьшились в два раза, а ведь эти препараты давали людям старше 80
лет! Так вот, в группе пациентов, принимающих один препарат (из эпифиза,
отвечающего за работу всех желез внутренней секреции), смертность составила 40%,
тогда как в контрольной (среди людей, не принимающих наших препаратов) – все
80%. Еще одна группа принимала препарат, восстанавливающий иммунную систему, –
примерно с теми же результатами. Была еще и третья группа пациентов, которым
давали сразу два упомянутых препарата,– так в ней уровень смертности оказался в
три раза ниже, нежели в контрольной группе. Это не рекламный трюк, а официальные
данные! Да что далеко ходить. Моя мать из-за сильного диабета фактически
потеряла зрение, пятнадцать лет назад она начала принимать наш препарат и теперь
способна обходиться без очков.
– То
есть каждый человек в определенном возрасте должен начать принимать
биорегуляторы, чтобы отсрочить старение?
– Совершенно верно. После 35–40 лет снижается синтез белка в клетке, нарушаются
метаболические процессы. В целях профилактики надо регулярно принимать
биорегуляторы, благо никакого вреда от них нет, – это же не химические
лекарства, совершенно посторонние для организма, а естественные вещества,
которые теряются с возрастом.
–
Проблема в том, что пептидные биорегуляторы весьма дорогое удовольствие.
Возможно ли поставить их производство на поток?
– Я бы не сказал, что эти препараты безумно дороги. Другой вопрос, что получать
их приходится из органов животных, что создает дополнительные сложности. В
настоящее время мы работаем над созданием синтетических аналогов пептидов,
которые не менее, а порой и более эффективны, нежели натуральные. Естественно,
их стоимость будет существенно ниже, и они будут доступны широким слоям
населения. Это как с инсулином. В начале ХХ века, когда существовал только
натуральный инсулин, он был безумно дорогим. Потом было выявлено активное
начало, инсулин научились синтезировать, и сейчас он доступен всем нуждающимся.
–
Помогает ли вам государство?
– Нет. Проблема сохранения здоровья нации российскую власть не волнует. Пару лет
назад решили вроде бы создавать по всей стране специализированные
геронтологические центры. А получилась очередная разновидность собеса – человек
приходит, ему там дают какую-то бирюльку, меряют давление… Одним словом,
социальное обслуживание, а не лечение от старости.
– А вы
сами до скольких лет планируете дожить?
– До верхнего видового предела! Я больше десяти лет принимаю биорегуляторы, да и
вообще стараюсь вести здоровый образ жизни. Чего всем читателям и желаю.
|
